В. М. Лурье
(при участии В. А. Баранова)

История византийской философии
Формативный период
СПб., Axioma, 2006. XX + 553 с.
ISBN 5-90141-013-0

Addendum III:
Лев III и иконоборчество армянских монофизитов [ к стр. 416 ]  

Поиск монофизитских корней византийского иконоборчества был на какое-то время прекращен после появления известной статьи Себастьяна Брока: S. Brock, Iconoclasm and the Monophysites // Iconoclasm. Papers Given at the Ninth Spring Symposium of Byzantine Studies, University of Birmingham, March 1975 / Eds. A. Bryer, J. Herrin (Birmingham, 1977) 53–57. Автор дал ясно понять, что иконоборчество не следует ни из монофизитской догматики, ни из практики монофизитского благочестия. В таком случае, известное уже и в то время иконоборческое движение VII века в Армении (о нем см. гл. III.3, раздел 1.4.2, с. 427; см. также наиболее полный обзор источников в их церковно-историческом контексте: M. van Esbroeck, Der armenische Ikonoklasmus // Oriens Christianus 87 (2003) 144–153) следовало считать чем-то маргинальным, тем более, что никаких данных о связях этого движения с иконоборчеством в Византии не было. Однако такую связь все же обнаружил М. ван Эсбрук. Об этом см.: M. van Esbroeck, Le discours du Catholicos Sahak III en 691 et quelques documents arméniens annexes au Quinisexte // The Council in Trullo Revisited / Ed. by G. Nedungatt, M. Featherstone (Roma, 1995) (Κανονικά, 6) 323–454; idem, La politique arménienne de Byzance de Justinien II à Léon III // Studi sull’Oriente Cristiano 2.2 (1998) 111–120; см. также, для более полного представления об эпохе и ее богословских источниках, две публикации из посвященного памяти М. ван Эсбрука тома: Universum Hagiographicum. Mémorial R. P. Michel van Esbroeck, s. j. (1934–2003) [Scrinium 2 (2006); в печати]: M. van Esbroeck, L’alternance politico-religieuse de Justinien II à Léon III (посмертная публикация доклада 2001 г.) и V. Baranov, Unedited Slavonic Version of the Apology on the Cross and on the Holy Icons Attributed to Patriarch Germanus of Constantinople (CPG 8033).

Оказалось, что позиция официальной Армянской церкви времен второй унии с Византией (Константинопольский собор 689/690 гг., католикос Саак III Дзоропореци (678—ок. 703); о нем см. гл. III.2, раздел 2.2, с. 294–295) претерпела существенные изменения по сравнению с ее же позицией времен Каринской унии 633 г.

Католикос Саак вновь принял халкидонитское учение о двух природах Христа, впрочем, подневольно (в Константинополь он был доставлен в качестве пленного), и уже в 691 г. издал догматическое послание против этого учения, написанное с позиций афтартодокетизма (без упоминания Юлиана, но также и без актистизма). Заодно он вернулся и к исповеданию единой воли и единой энергии во Христе, что тогда уже, разумеется, имело характер протеста против официального исповедания Константинополя. В то же время, Саак воздержался от прямых упоминаний и эксплицитного осуждения обоих важных для Юстиниана II соборов—и Халкидонского, и Константинопольского (Шестого Вселенского). Затем, в 693 г., Саак собрал, по повелению все того же императора, новый собор армянских, а также грузинских и албанских епископов в Карине (Феодосиополе), где были приняты постановления по всем вопросам, затронутым на Трульском соборе в связи с армянскими обычаями; впрочем, не было принято никаких постановлений, касающихся догматов. Всё, что Трульским собором запрещалось, Каринский собор разрешил,—и это было сделано с разрешения императора и привело к конфликту между императором и Константинопольским патриархом того времени Каллиником I (693–705).

Итак, повторное объединение Константинопольской церкви с армянами при Юстиниане II стало унией в самом внешнем смысле этого слова: армянам было вменено в обязанность евхаристическое общение с греками и запрещено поминать недобрым словом Халкидон и Константинопольский собор 680–681 гг., а также соборно принимать свои собственные догматические постановления. Во внутренних же вопросах как обрядов, так даже и догматов их предоставили собственной воле.

Вскоре выяснилось, что Саак удержал от армянских актиститов VII в., пробывших у церковной власти, без малого, полстолетия, отрицание любых священных изображений, кроме креста. Фактически, в Армении того времени сосуществовали разные традиции отношения к иконам, и даже среди самих актиститов не было полного единства в иконоборчестве (одни отрицали также и почитание креста, а другие его допускали).

В качестве послесловия к длинному догматическому посланию католикоса Саака армянская рукописная традиция сохранила его более позднее самостоятельное произведение—специальное увещание, обращенное к куропалату (военному губернатору, назначенному византийским императором) Смбату Багратуни, тогда, около 693 г., только что вставшему во главе Армении. Оно стало восприниматься как богословское завещание Саака, очень почитавшегося в Армении еще при жизни, а после смерти и тем более почитавшегося во святых.

Увещавая Смбата стать для всей Армении хранителем веры святых отцов, в качестве второго по важности признака правости этой веры (после исповедания одной природы во Христе и отвержения Томоса Льва, теперь уже названного по имени, хотя все равно без прямого упоминания Халкидона) Саак называет уклонение от свойственного только «язычникам» и «еретикам» почитания каких-либо изображений, кроме креста. В частности, он пишет: «…оставайся всегда непреклонным в истине и не растлевайся их [т. е. «всех тех, кто разрушает Предание святых отцов»] иконопоклонством и всем прочим, ибо Бог даровал нам в качестве образа (иконы) для поклонения крест Божий, чтобы мы поклонялись Богу посредством святого креста, как и все христиане и святые отцы от апостолов вплоть до наших дней. Ведь Сам Бог запретил всякий другой образ (икону), сказав: Какое подобие ты видишь во Мне? (ср.: Ис. 40, 18)…»

После ряда военных неудач куропалат Смбат, получив на это разрешение императора Юстиниана II, пребывал на покое в городе Поти в Мингрелии (приблизительно, с 704/705 до 710/711 г.). В этот же период (после 705 или 707) император Юстиниан II посылает в соседнюю область (то ли в Аланию, то ли в Осетию) военную экспедицию, возглавленную спафарием Львом, который тогда опирался, главным образом, на поддержку армянских нахараров (князей), среди которых Смбат Багратуни все еще оставался лидером. После свержения Юстиниана (711) спафарий Лев включается в борьбу за императорский престол, вновь опираясь именно на армянских нахараров. Так он становится императором Львом III в 717 г. Тот факт, что в 711 г. еще по указанию Юстиниана Смбат Багратуни был анафематствован в Константинополе именно за свой антихалкидонизм, хотя и повлекший политическое последствие в виде сдачи Поти арабам (причем эта анафема стала провозглашаться ежегодно на Пасху), как видно, не отразился на личных отношениях Смбата и Льва.

По отношению ко Льву Смбат Багратуни должен был быть, по меньшей мере, чем-то вроде старшего товарища, а сам он, в свою очередь, был духовным сыном католикоса Саака. К соображениям М. ван Эсбрука можно добавить, что Смбат Багратуни Бюратян, о котором здесь речь, оставался в живых до, приблизительно, 726 г., то есть до начала иконоборческой политики Льва III.

По всей видимости, предположение М. ван Эсбрука убедительно в той части, в которой оно делает иконоборчество при одновременном культе креста, столь характерное для Льва III, приемлемым для двора этого императора. Здесь вполне могло быть достаточно личного влияния Смбата Багратуни и связанной с ним среды близких ко Льву армянских нахараров. Но для церковной политики в целом этого достаточно быть не может. Требовалось еще и «вписать» иконоборчество в традиции собственно византийского (а не армянского) богословия.

В свете главного вывода В. А. Баранова и автора этих строк о том, что византийское иконоборчество продолжало традиции византийского оригенизма образца VII века, вопрос, поставленный работами М. ван Эсбрука, можно сформулировать следующим образом: как именно происходила встреча этих традиций с пришедшим из Армении иконоборчеством в эпоху Льва III?—Это тема будущих исследований.